Как 18-летний Николай Зинченко в артиллерии воевал
Ветеран Великой Отечественной, живущий ныне в Белгороде, вспоминает свою военную юность.
Николай Андреевич Зинченко в апреле отметил 98-летие. Он сидит за столом рядом со мной и рассказывает историю своей жизни. Я внимательно слушаю, но взгляд так и скачет с трёх полковничьих звёзд на погонах на медали на груди. Их так много, что я даже не могу все сосчитать. Среди них орден Отечественной войны II степени, медали «За отвагу» и «За оборону Ленинграда». Но что за ними стоит, знает только сам ветеран войны, труда и боевых действий.
Первый выпуск
«22 июня 1941 года был самым счастливым и радостным днём не только для меня, но для всего нашего класса. В этот день в нашей школе в Николаевке Вейделевского района впервые выпускали десятиклассников, нам вручили аттестаты зрелости. Мы были самыми грамотными в селе. 22 июня мы ничего не знали о войне, продолжали жить мирной жизнью.
Село – одно из самых отдалённых уголков, глухомань, до Валуек – 50 км. Стационарный телефон был только в сельсовете, поэтому узнали о войне на следующий день. Все были спокойны, паника началась, когда потянулись к нам беженцы. Конечно, по ходу событий мы предчувствовали, что будет война, но, когда объявили, всё‑таки не верили. Мы не верили такому исходу, рассчитывали, что бои будут пару месяцев, но ошиблись.
После школы хотел учиться в Воронежском госуниверситете. Вместе с одноклассником взяли документы и поехали в Воронеж через несколько дней после выпускного. По дороге впервые столкнулись с ужасом войны. Из Харькова сюда шли эшелоны беженцев и эвакуировали предприятия. В Воронеже было не до учёбы, университет готовился к эвакуации. Мы впервые увидели эту трагическую обстановку. Особенно угнетал вид беженцев, больше всего было евреев.
Когда пришла война, мне было 17 лет. Уже тогда, несмотря на возраст, меня называли Николаем Андреевичем. В то время окончить 10 классов было ого-го. Меня пригласили учителем в соседнее село. Всех мужчин-учителей призвали на фронт, я был единственным в той семилетке. Преподавал физику, математику и черчение с 1941 по 1942 год».
Соседний расчёт убит
«Полгода провёл в оккупации. Нас спасло, что у нас глухомань, бездорожье, грязь страшная, не проехать. Поэтому немцы почти не появлялись у нас, видели их всего несколько раз. В январе 1943 года нас освободили, и 18-летних ребят призвали на фронт. Направили в Уразово, там меня со средним образованием и опытом учителя сразу в артиллерию забрали. Назначили наводчиком зенитного орудия.
Первый самолёт противника сбил в Чугуеве. Через пару дней мы освободили Харьков и шли на юго-запад. Однажды небо от горизонта до горизонта закрыла армада немецких самолётов. Мы открыли огонь по ним, сразу три самолёта сбили. Нас они нас заметили, в нескольких метрах от меня в соседний расчёт попала бомба – все погибли.
Успешно шли на юг, дошли до города Валки, где проходят стратегически важные дороги. Поэтому противник стянул туда силы. Немцы окружили нас, лишили патронов и снарядов, продовольствия. Тогда я одной ногой был в плену».
Сено спасло
«Юго-западнее Харькова, километров в 20 от него, нашу безоружную толпу обстреляли, танки отрезали путь, все бросились в рассыпную. Рядом было поле, заросшее бурьяном. Я рванул туда, удачно добежал до села и спрятался в первой же хате. Там уже находились красноармейцы, человек 20. Все ждали темноты, чтобы идти на восток. С начала службы меня не успели обмундировать. С призыва ходил в гражданском, в телогрейке рваной, в штанах ватных. Они меня выручали, ведь у орудия сидение металлическое, а зима на улице, холодно. Пока наводишь, даже руки прилипали. Так что сначала пришлось объяснять красноармейцам, кто я.
Скоро в окно заметил, как немецкие каратели собирают людей по домам. Сразу в сенцы побежал, по лестнице на чердак забрался и в сено спрятался. Немцы зашли и кричат: «Ком, ком, ком». Торопятся засветло всех собрать. Слышу, поднимается ко мне. Представляете, что я, парнишка 18-летний, чувствовал. Немец из автомата дал очередь. Если бы был трассирующий снаряд, сгорел бы вместе с сеном.
До этого мы несколько дней выходили из окружения без еды и сна. Поэтому, когда немцы ушли, уснул мёртвым сном. Утром вышел во двор этой избушки, в траншее увидел узелочек, внутри оказалась горсть сухой вишни или тёрна. Это была моя первая и единственная еда за несколько дней.
В сарае взял вилы, для маскировки, будто иду за сеном. Ночами шёл от скирды до скирды, когда набрёл на таких же окруженцев. Выбирались уже вместе. В то время зарёкся, что никогда не закурю. Потому что мы шли по ночам вслепую, не зная, где немцы. Может быть, они в 10 метрах от нас. А заядлым курильщикам надо курить. Они закрывали друг друга, когда прикуривали, а затягивались в рукав, а я всё равно переживал, что они нас раскроют».
Победу встретил в Германии
«Война пахнет огнём, пеплом и смертью. Война – это горький пот и кровь. Война – когда после каждого боя уменьшается список личного состава. Когда последний сухарь во взводе делят на четверых, оставшихся в живых. Когда письма ждут с фронта и боятся их получать. Война – это самое жестокое, самое суровое испытание. Мы теряли родных, близких, но родину сберегли.
С войной у меня особые счёты: она украла мою юность. 17-летним парнем я попал в оккупацию. В 18 лет освобождал Харьков, в 19 участвовал в прорыве блокады Ленинграда, в 20 лет освобождал Прибалтику, штурмовал линию Пантера, получил ранение, а в 21 год встретил победу в Германии.
Какая была встреча! Наш взвод освободил территорию винзавод, а там, на путях, стояла громадная цистерна, в неё шальная пуля попала, и струйка сочится. Это был яблочный сок. Начали фляги и котелки наливать. Кто и напитки покрепче нашёл. Я тогда, наверно, полкотелка сока выпил. Нас перебрасывали с места на место, о победе и не слышали. А потом ночью раздалась стрельба. Мы не знали обстановку, думали – немцы, все повыскакивали, а оказывается, это в честь победы».
Анастасия Писаревская
Источник: belpressa.ru
Возврат к списку
